Бабушка идет в школу

Впервые я побывала в Юрьевце прошлым летом. Стояла тогда июльская жара, воздух был пропитан ароматом луговых трав.

   - И чего это я тебя не знаю? – услышала я глуховатый женский голос и обернулась. Передо мной, будто выросшая из-под земли, стояла бабушка в красном переднике и белой косынке. За плечами у нее торчала приличная копна свежескошенной травы.

   – Так не местная я, – ответила ей приветливо, – в гости заглянула.

   Узнав, кого я разыскиваю, бабушка заулыбалась, видно одобрила мою дружбу.

   – Хорошая женщина, – говорила она о моей знакомой, – у нее на пол-огорода цветы растут, а я красоту уважаю.

   Живые глаза моей собеседницы подсказывали, что передо мной личность незаурядная. И я пожалела тогда, что не могу подольше пообщаться с бабушкой Василисой. А уж когда узнала, что через несколько лет та отметит вековой юбилей, и вовсе расстроилась. Что-то мне подсказывало, что жизнь этой пожилой женщины удивительная. Дав слово себе обязательно сюда приехать, я распрощалась с ней. Но скоро выбраться мне не удалось.

   Все дела да дела. И вот отплакали уж и осенние дожди, и морозы зимние минули, и весна с капелями и ручьями звонкими под закат, а я все никак не могла снова приехать в Юрьевец.

   – Ты бабку Василису помнишь? – приехавшая в гости моя знакомая начинает смеяться. – Представляешь, она на старости лет учиться решила. Хочу, говорит, английский знать да и русский изучить получше, чтобы компьютер освоить?

   Подивилась я тогда такому оптимизму бабы Васи и решила, не откладывая в долгий ящик, съездить к ней в гости. Тут и командировка подходящая подвернулась.

    И вот опять я иду по дороге, что петляет от Лоханей до Юрьевца. От одной до другой деревни рукой подать, вот только раньше дороги здесь хорошей не было и вела сюда лишь узенькая тропинка. Летом и зимой еще ничего, а вот весной и осенью беда: грязи по колено, ни пройти, ни проехать. Рассказывают, что имели местные жители в ту пору специальную обувку, вроде лаптей, только большого размера. Их надевали на туфли или сапоги, а дойдя до дороги, снимали и прятали в кустах, что неподалеку от дороги растут.

   Об этом думала я, идя по вполне приличной дороге. Правда, она почему-то закончилась буквально у первых домов. Видно, желание облегчить жизнь сельчанам поутихло, а может, решили: пусть сами о себе заботятся?

    – Да мы и этому рады, – неожиданно услышала я от бабы Васи, когда поделилась с ней своими мыслями, – я ведь почитай дорожную грязь десятилетиями месила, сколько чоботов (так назвала она обувку из лыка) сносила.

   Посчитай, доченька, – говорила она, – если мне через полтора года будет 100 лет, а дорогу построили пять лет назад, то сколько это получается?

   Прикинула я и еще раз удивилась.

   Да, годов у бабы Васи за плечами много, но натура она молодая, ищущая, любознательная, да и память такая, что позавидовать можно.

    Но разговор с бабой Васей состоится позднее, а пока вернемся к тому весеннему дню, когда я и десятилетняя племянница Маришка, упросившая меня взять ее с собой, идем к деревне. Тихо, светло, на холмах вдали, будто в нежно-зеленом кружеве, застыли ореховые рощицы, на противоположном склоне, в облаке зацветающих садов, видны разноцветные домики дачников.

   Любопытные сороки поодаль своим верещанием оповещают округу, что это мы в гости пожаловали.

   – Ой, как красиво, – радуется Маришка, для нее, городского ребенка, здесь простор такой, что сердце захватывает. – Буду большой, – делится она со мной своими мыслями, – сюда жить перееду. Вон, например, в таком домике жить буду! – Девочка машет рукой в сторону небольшого деревянного домика, вроде тех, что показывают в сказках режиссера Роу. Но таких здесь сейчас остается все меньше и меньше. А те, что строятся заново, не идут ни в какое сравнение с теми, что прежде стояли на деревенской улице. Двух-трехэтажные, с балконами и колоннами.

   – У кого на сколько денег хватает, – скажет нам позднее баба Вася, – да еще для куражу.

   Дома эти для деревенских жителей чужие, а люди, что наезжают в летние выходные на шикарных авто, не по душе. Изменился за последние годы Юрьевец до неузнаваемости. Лишь бежит на задах маленькая речка, такая чистая, что разглядишь на ее дне каждый камушек, да шумят вокруг деревни вот уже много лет ореховые рощицы, куда летом и стар и млад за грибами и орехами спешат. В нынешние непростые времена это заметное подспорье для сельского жителя.

   – Ой, гости какие, – увидев нас, обрадовалась соседка бабы Васи, Екатерина Васильевна, и пригласила к себе, чтобы напоить чаем со сметанными лепешками.

   – Нам бы бабу Васю, – говорю ей, а она в ответ улыбается:

    – Так скоро она подойти должна, ведь она у нас вон что учудила, на десятом десятке учиться удумала?

   Смеется Екатерина Васильевна, но только по-доброму, ведь они с бабой Васей много лет соседствуют. А здесь соседи, почитай, ближе родных.

   – Ой, – говорит она, ставя на стол душистое варенье из земляники, самодельную яблочную пастилу и солнечные пышные лепешки, – ей праправнук даже ранец свой подарил, чтобы она в него свои тетрадки складывала.

   Засмеялась Маришка: бабушка, а за тетрадками сидит и, главное, сама, ведь никто не заставляет. Но я, узнав об этом, еще больше зауважала бабу Васю, согласитесь, что таких, как она, которые, подходя к столетнему юбилею, за книжки и тетрадки садятся, и верно единицы.

   А пока, поджидая ее, узнаём деревенские новости. Кто умер, кто приболел, кому пенсию назначили, а кого дети в город забрали. Стареет народ в деревне.

   – Помнишь тетю Пашу? – пытается растолковать Екатерина Васильевна. – Ну, возле ручья домик с синими наличниками? Так вот, сгорела ее хата. Теперь тетя Паша по соседям ночует? – Повздыхала горестно и вдруг просветлела: – А хлеб нам теперь прямо с хлебозавода возят, иной раз возьмешь его в руки, а он горячий. – Она радуется, как девчонка.

   Ее мысли скачут одна за другой, не успела про хлеб рассказать, как опять к бабе Васе вернулась.

   – Не знаю, как в это лето будет, – говорит, – а прошлым летом с утра до позднего вечера ее фигура в сатиновом синем платье да пестром фартуке на огороде мелькала. А огород у нее немалый. Десять соток, да еще несколько соток под картошку на задах. Бывало, к ней подойду, пойдем, мол, передохнем, чайку попьем, а она в ответ: подожди, доделаю чуток.

   Потом вместе пойдут чайку попьют, с вареным сахаром, на открытой веранде. Летом чай здесь выпивается в огромных количествах.

   – Вот сколько живем, – продолжает Екатерина Васильевна, – не припомню ни единого конфликта. Повезло мне.

   Не успела проговорить, как мимо окна промелькнула фигура бабы Васи.

   – Вон ученица, – тепло проговорила Екатерина Васильевна и выскочила на крыльцо.

   Через пять минут зеленый ранец с красной эмблемой уже лежал в углу кухни на табурете, а баба Вася с легким румянцем от ходьбы сидела за столом и рассказывала о своей жизни.

   Родилась она в этих местах, в 1905 году, в большой семье, настолько большой, что, когда садились обедать за большим столом, места не хватало. Детство провела, как и другие деревенские девчонки, в хлопотах по хозяйству да в помощи матери по воспитанию младших братьев и сестер. Была тогда деревня большой, почти в сто домов, и в каждом, как правило, подрастала многочисленная ребятня. Были в деревне магазин, мастерские, школа. Жили здесь люди умелые, сапожники шили сапоги не хуже фабричных, кузнецы Подкладкины славились на всю округу, местные портнихи обшивали деревенских модниц. Целыми днями стучали швейные машинки фирмы «Зингер» в домах Марии Ивановны Подкладкиной, Раисы Михайловны Зворыкиной, Евдокии Васильевны Подкладкиной

   – Да нет, – качает головой баба Вася, – не родственники они, Подкладкиных у нас, почитай, полдеревни было. Здесь распространенные фамилии: Кочины, Березины, Рассадины, Подкладкины, Лычагины

   Баба Вася сидит, прислонившись спиной к русской печке, в которой совсем недавно были испечены лепешки, потому ее камни еще теплые. Лицо бабы Васи мрачнеет, это когда о муже, погибшем на войне, вспоминает, то оживляется, когда о посиделках и хороводах, то опять скучнеет, это когда о том, что мать ее учиться не пустила. Как старшей, бабе Васе пришлось младшую ребятню нянчить. Так получилось, что все они потом получили образование, а баба Вася только мечтала об этом. С 1929 года она работала в колхозе, где платили копейки, потом там, где была необходима. Правда, все порывалась пойти в школу, но все как-то не получалось, а потом замуж вышла, детей родила, потом война. Выучилась писать и читать, чтобы письма на фронт отправлять, не хотелось личным с другими делиться.

   – Трудно было, – произносит баба Вася и смотрит на Екатерину Васильевну, – да, Кать. Это для вас история, а для нас жизнь.

   Она замолкает. Видно, припомнилось ей утро, когда она провожала своего мужа на фронт, уже совсем собрались из дому выходить, как от сквозняка распахнулось окно, и шалый ветер опрокинул глиняный кувшин с ромашками, что на столе стоял, тот, в свою очередь, зеркальце сбил, Степанов подарок. Бросилась Василиса за ним, а по полу уж осколки.

   – Нехорошо это, – заплакала бабушка Степана, – зеркало разбилось.

   – Бросьте вы, – выкрикнула Вася, – суеверия.

   – Кать, – оборачивается она к соседке, – а ведь права была баба Маша. Только пять писем. Пять писем, и все.

   Мои собеседницы примолкли. Да, война для них не история -жизнь. Лиха того до сих пор не забыть.

   А баба Вася до 1960 года проработала в колхозе. А после выхода на пенсию своим хозяйством занялась. Держала и корову, и быка, и телочку, и овечек, и поросяток.

   Баба Вася пальцы загибает, чтобы кого-нибудь не забыть, а я думаю о том, что принято у нас говорить, когда человек уходит на пенсию, что, мол, уходит на заслуженный отдых.

   Жизнь бабы Васи, однако, никак отдыхом не назовешь.

    – Да, – продолжает она, – раньше держала столько скотины, а теперь трудно. Годы не те.

   Хотя выглядит баба Вася десятка на два моложе.

   – Силы-то у меня с меду, – неожиданно заключает она, – сколько себя помню, отец всегда пчел держал, но мед мы не продавали. Деревянная чашка с янтарным лакомством всегда на столе стояла. Ели его с чаем, с хлебом, мама особые лепешки пекла на меду.

   Слушаю я ее и ловлю себя на мысли, что каждое слово бабы Васи мне в душу западает, такое чувство, что я общаюсь с человеком из прошлого. Ведь если подумать, то ровесников ее давно уже нет в живых, да и те, кто значительно помоложе, тоже ушли в мир иной, а она вот сидит передо мной и о жизни рассуждает.

    – Тяжелее всего в войну было, да во время сталинских репрессий, – говорит она, – а теперь жизнь такая, умирать не хочется, интересно!

   Лицо бабы Васи преображается. И я уже догадываюсь, почему. Всю жизнь мечтавшая об образовании, она на десятом десятке лет решила учиться.

    А виной тому ее праправнук Антошка. Приехала как-то баба Вася в город, в гости к ним, и подивилась, как третьеклассник Антон с компьютером управляется. Мальчишка сидит, в «стрелялки» играет, а она стул пододвинула и молча наблюдает. А когда Антошка в кухню убежал, за клавиатуру села, пальцем в клавиши неуверенно ткнула – и о чудо, на экране буковка выскочила, но какая-то незнакомая.

   – Смотрю я на эту буковку, – рассказывает она, – и тут такое желание меня охватило самой слово из этих буковок прочитать. Антош, спрашиваю я у внучка, это что ж такое?

   – Это латинский алфавит, бабушка, – говорит он мне.

   ?Вернулась она в деревню, а мысли о латинском алфавите не покидают ее. Желание учиться, которое она всю жизнь отодвигала, прорвало, будто вешние воды плотину.

   Купила она несколько тетрадок в сельском магазине и отправилась в соседнюю деревню, где еще сохранилась начальная школа.

   Подоспела как раз в тот момент, когда ребятня на школьный двор высыпала.

   – Ох, страшно мне стало, – рассказывает она, – скажут, тебе, бабка, мол, о душе пора подумать, о мире ином, а ты учиться. А потом разозлилась. Ведь живу я в XXI веке. А потом еще припомнила, что однажды мой внук сообщил мне, что человеческая жизнь рассчитана на 150 лет. А если это так, то что, мне еще полвека неграмотной оставаться?!

   – Ну, ты даешь, – в голос засмеялась Екатерина Васильевна, а потом уже серьезнее: – Впрочем, никто еще в свое будущее не мог заглянуть.

    В общем, дождалась тогда баба Вася, когда учительница одна в классе осталась. И с просьбой своей к ней обратилась. Вскинула молоденькая учительница свои бровки от удивления, а потом согласилась.

   Вот уже год прошел, как баба Вася два раза в неделю откладывает все свои домашние дела, кладет в ранец тетрадки и книжки и отправляется за знаниями.

Автор: Ольга Константинова